Ардеа онемел от удивления, глядя на нее. Никогда еще Амара не казалась ему такой прекрасной и обаятельной, как в эту минуту. В складках ее длинного и легкого одеяния обрисовывались чудные формы. Большие глаза возбужденно блестели, и нежный румянец горел на щеках, а на устах блуждала чарующая загадочная улыбка.
— Амара! К чему явилась ты сюда в неурочный час искушать меня своей божественной красотой? Я тебя безумно люблю, но ведь я — только человек и могу забыть то, что предписывает мне долг чести и благодарности за оказанное гостеприимство, — пробормотал Ардеа.
Страсть уже ослепляла его, и кровь огненным потоком ударяла в голову. Амара подошла к нему порывисто дыша.
— Чего мне стесняться и бояться? — тоскливо протянула она, и в голосе ее зазвучало горькое разочарование. — Богиня отвергла меня, впереди у меня нет ничего, и смерть моя близка!.. Отчего же не вырвать у настоящего то, что оно еще может мне дать? Ты меня любишь, и я люблю тебя! Я не хочу умереть, не испытав счастья.
С этими словами Амара бросилась в его объятия, и князь, опьянев от восторга, страстно прижал ее к своей груди.
Любовь, — великая сила жизни, не допускающая другого закона, кроме своего, не признающая различия рас и положений, — соединила в одном чувстве селенитку и пришельца с Земли.
Была еще ночь, когда Амара вырвалась из объятий князя.
— Ах! Мне пора уходить, — ответила она на его мольбы остаться с ним еще.
Потом, зажав ему рот поцелуем, она прибавила:
— Наше счастье было кратко, но один час невыразимого блаженства стоить долгой жизни, полной горя и страданий. Я буду вечно любить тебя, Ардеа. А ты? Ты не забудешь меня?
— Никогда! Каким негодяем считаешь ты меня, если я когда-нибудь смогу позабыть тебя, чаровница, великодушно пожертвовавшая собой для моего счастья? Образ твой, Амара, вечно будет жить в моем сердце, живи я хоть на другой планете, — ответил Ардеа, покрывая ее страстными поцелуями.
— Во всяком случае, — прибавил он решительно, — я постараюсь, чтоб мы расстались не так скоро!..
Амара тихо высвободилась из его объятий.
— Я чувствую, — ответила она, качая головой, — что разлука близка! Но пусть совершится воля судьбы! А пока — прощай!
Амара открыла окно; с минуту она кружилась, а потом поднялась на воздух и выпорхнула из комнаты. Князь следил с высоты за белым облачком, которое быстро спускалось к земле и скоро исчезло в темноте.
Ардеа бессильно опустился на кровать и зарылся головой в подушки. Любовь к Амаре овладела всем его существом, а предстоящая разлука приводила в такое отчаяние, что слезы брызнули из его глаз.
"Предсказание Сагастоса исполнилось", — подумал он, ловя в душе своей желание, чтобы дела подольше задержали мага, и он не так скоро пpиеxaл за ним. Князь до такой степени был озабочен придумыванием плана продлить свое пребывание у селенитов, что не слышал, как открылась дверь, и на пороге комнаты появился Сагастос.
Лицо его было озабочено; подойдя к кровати, он остановился, скрестил руки и хмуро взглянул на князя, видимое отчаяние которого нисколько не трогало, казалось, его.
Ардеа не шевелился, и Сагастос слегка коснулся его руки. Князь в испуге вскочил, узнал своего покровителя и, побледнев, пробормотав:
— Уже?..
Презрительная усмешка скользнула по бронзовому лицу мага.
— Уже!? — повторил он. — Правильнее было бы сказать: слишком поздно!
— Да, — продолжал он, садясь на кровати, — я явился слишком поздно, чтобы помешать тому, что случилось здесь. Позвольте заметить вам, Ардеа, что не умно и не великодушно бесчестьем платить за оказанное гостеприимство.
Ардеа опустил голову, и краска стыда залила его лицо.
— Несомненно, жрица сама виновата, явившись к тому, кто, как ей известно, любит ее; но ученик Атарвы, человек, прошедший известную степень посвящения, как вы, должен был остановить ее и напомнить ей, что недостойно отдаваться страсти. А знаете вы, какая участь ждет ее, если узнают о том, что здесь произошло?
— Нет! Что же с ней сделают? — вскричал Ардеа, бледнея от охватившего его ужаса.
— Жрицу, запятнавшую себя страстью, наказывают смертью. Начальники и старейшины вызывают грозу, во время которой молния поражает виновную, и небесный огонь сжигает ее тело, а буря развевает пепел, так что от нее ничего не остается.
Смертельно бледный и трясясь как в лихорадке, Ардеа на минуту как бы онемел.
— Спасите ее, Сагастос! — умоляющим голосом сказал он, протягивая руки к своему покровителю. — Вы могущественный маг! Вы можете сделать это!..
— Вы ошибаетесь, Ардеа; в этом я совершенно бессилен. Но, будем надеяться, что ваша тайна будет сохранена. Никто ничего не подозревает и, на ее счастье, вы — не селенит, и вас нисколько не остерегаются. Случившееся послужит вам, надеюсь, хорошим уроком на будущее. Во всяком случае, нам необходимо немедленно уехать. Сегодня прибыл специальный поезд по случаю бывшего праздника, истощившего провизию. Поезд этот отходит очень рано, и мы воспользуемся этим случаем.
— Уехать сегодня!.. Расстаться с ней!.. — простонал расстроенный Ардеа.
Тронутый глубоким и истинным горем, звучавшим в голосе князя и светившимся в его влажных глазах, Сагастос горячо пожал ему руку.
— Я понимаю ваше горе и глубоко жалею вас, но необходимо подчиниться неизбежному. Не только с Амарой, но ведь и с нашей планетой вам придется же когда-нибудь расстаться. Итак, будьте благоразумны и подумайте, как было бы ужасно, если бы вы стали влюбляться во всякой стране, куда я вас повезу? — закончил, шутя, Сагастос.