Сагастос закрыл занавеской окно, и они улеглись на диванах. Несколько минут спустя, маг-марсианин и земной князь оба спали крепким сном, доказывая этим, что божественный дар, постановляющий человеку силы, — сон, — дан великим Зиждителем вселенной всем Его творениям.
Князя разбудил Сагастос.
— Мы сейчас приедем. Надо привести себя в порядок, так как мой друг, правитель или вице-король области, которого я предупредил о нашем приезде, пригласил нас к себе на несколько дней.
Ардеа поспешно встал и, по указанию мага, прошел в уборную, помещавшуюся рядом. Четверть часа спустя, они оставили корабль.
Подземная набережная была полна народа. В одной из зал происходила разгрузка багажа, а в другой, красивой и роскошно убранной, стояли встречающие. Собравшаяся публика привлекла внимание князя.
Все были черны, как негры, при отсутствии однако черт, характеризующих чернокожих на Земле. Волоса их не были курчавы, а нос не был приплюснут. Народ был очень красивый: высокого роста, стройный, с правильными чертами и с интеллигентным выражением лица.
Пока наши путники поднимались по лестнице, Ардеа спросил мага, не составляют ли черные на Марсе низшей расы?
— Нет! Как и у вас, эта раса старее нашей. Она уже развилась, и дала много известных ученых; у них, как и у нас есть сословие магов. Вообще, эволюция человечества следует здесь правилу, общему для нашей системы. Вы, на своей планете, представляете пятую расу, а мы — шестую.
Они вошли в верхнюю залу, и разговор их прервал молодой человек, который подошел к Сагастосу и приветствовал его от имени правителя.
Так как Ардеа достаточно знал язык страны, в которой они высадились, то и понял все, что они говорили, и мог ответить в вежливых выражениях, когда Сагастос представил его, как своего ученика и друга.
Князь знал уже, что Сагастос принадлежал к народу Раваллисов, а что черные люди носили имя Таобтилов.
Пока они шли к выходу, Ардеа заметил, какое удивление и любопытство возбуждал он в окружающих; но он привык к нему, и оно не производило уже на него неприятного впечатление. Не обращая никакого внимания на разглядывавшие его любопытные взоры, князь сам интересовался всем, что его окружало и значительно разнилось от того, что он видел в столице раваллисов.
Так, вместо длинных и широких одежд, мужчины носили здесь узкие штаны и короткие рубашки или куртки, которые, как трико, обтягивало тело; а на головах их были большие, плоские шляпы.
Они сели в четырехместный экипаж, тоже снабженный механическим двигателем, и быстро помчались ко дворцу правителя.
Здесь князь видел то же изобилие садов, но только дома были совсем иной архитектуры; большая часть их была в один, много в два этажа, и с плоской крышей.
Всюду царила лихорадочная деятельность. По улицам большие животные тащили тяжело-нагруженные телеги. Всюду встречалось множество диких жителей равнин, которые катили тележки и несли тяжелые тюки.
Остановилась они перед зданием, которое было выше и красивее других домов. Сопровождавший их молодой человек, оказавшийся секретарем правителя, провел гостей через длинную галерею с колоннами, убранную растениями, в большую залу, выходившую на террасу и окруженную густыми деревьями. В этой зале находилось человек двенадцать мужчин, которые вели оживленную беседу. При входе гостей, один из присутствующих встал и пошел к ним навстречу.
То был правитель. Он казался молодым человеком, а красивое и правильное лицо его было необыкновенно симпатично. Он носил черные башмаки и камзол, обшитый красным; на шее у него, на красной же ленте, висела большая звезда, украшенная драгоценными камнями.
Обняв мага, правитель дружески приветствовал князя, который был представлен ему под тем же именем ученика и друга Сагастоса.
Все сели и продолжали начатый перед тем разговор. Вопрос шел о возникшем с соседним народом несогласии, для улаживания которого хотели обратиться к царю раваллисов, как третейскому судье. Сагастос отнесся к вопросу с живым интересом; но Ардеа не принимал участия в разговоре и занимался тем, что слушал и изучал собеседников.
Лица присутствующих были очень привлекательны и носили отпечаток высокого ума. Князю невольно пришла в голову не раз уже посещавшая его мысль о том, до какой степени заблуждаются на Земле, обезлюживая вселенную; какое мелочное тщеславие выказывают земные люди, предполагая, что, если даже на других планетах и находятся живые существа, то они должны быть или карликами, или обезьянами или пресмыкающимися, полу-людьми, полу-животными, лишенными культуры, цивилизации, благоустройства и науки. Словом, ни по уму, ни по своим знаниям они не могут будто бы возвыситься до обитателей Земли, — этой альфы и омеги творения, якобы единственной и гордой представительницы человеческого разума и могущества.
А теперь вот, на этой другой планете, он очутился среди таких же, как и он сам, людей — цивилизованных, утонченных, имеющих свои общественные и политические интересы, науки и искусства, одни словом, обладающих всем тем, что он прежде считал исключительной привилегией маленького, затерянного в пространстве, но родного ему шара, который Сагастос назвал как-то, смеясь: "вселенский безумец".
Слуга, с докладом, что подан обед, прервал разговор. Хозяин дома и его гости спустились в сад и по тенистой аллее направились к площадке, перед другой террасой. В тени деревьев накрыт был стол, защищенный от солнечных лучей разбитой над ним палаткой.
На террасе появились две молодые женщины в белых одеждах. Несмотря на черный цвет лица, обе они были так чудно хороши, что Ардеа, положительно, пришел в восхищение.